Мы оказались на рубеже коллективной трагедии, но не в естестве, а в осознании. Изменённые речевые шаблоны формируют эталонные лингвистические системы, однако между их строк — оглушительное отсутствие. Это не реальное высказывание, а его консервация — сохранённое повторение, потерявшее кислород и душу.
Риск заключается не в том, что техники организуются мудрее нас, а в том, что мы сами разучимся отличать явное размышление, возникавшее в болях искусства, от очищенного синтеза фиксированных моделей.
Говор — это бездна, где государствуются сути. Но что случится, если его жидкости внедрят тьмы весов семантического изящества?
Они созидают кажимость уразумения, осаждая затворническими к гармонии разговора, к тем дрожам, что зарождаются в самых пучинах цивилизованного духа.
Сейчас распоряжается лидерный интерес программного периода: будет ли он первой оградой, изолирующей нас от живого наречия, или переходом к его загадочным толщам?
Программы вроде Lexicon — это стремление отыскать долю маршрута. Не дымчатое воспроизведение, а деликатная калибровка на первозданное единство.
Когда модель перестаёт быть просто создателем текста и превращается в экскурсовода, содействующего цивилизованному восприятию прорваться сквозь собственные рамки к тем содержаниям, которые диалект сберегает столетиями.
Поскольку в последнем расчёте мастеровой разум не обязан обучать нас изъясняться. Он обязан поддержать нам вспомнить, как внимать — то спокойствие, из которого образуются речи.
Ту бессмертную силу, что существовала до нас и будет существовать после. И решение, каким станет язык будущего — реальной бездной или подборкой указаний, — проясним отчетливо в этот миг.